Эта статья впервые появилась на VICE UK.
Когда мне было 13, я реально помешался на продуктах для волос: гель “Потрясные локоны” от Wella, “Влажный вид” от VO5, воск “Стиль на скорую руку”, “Дополнительная прочность” от L’Oreal, Aussie мусс, в основном всё, что обещало придать текстуру, контроль или объём моим сальным кудрям. В один момент я начал наносить одновременно несколько видов этого липкого зелья ежедневно, начёсывая свои фолликулы до состояния хрустящей, лакированной паники. Под стекловолоконным безе на моём “котелке”, как правило можно было найти комбинацию: “Paul Smith” крем после бритья, “Nivea” увлажняющий крем, джинсы-инженеры “Levi’s” (прямо из Cromwell’s Madhouse), и стилизованную под 70-е спортивную футболку национальной сборной Бразили с “BRA” на одной стороне и “ZIL” на другой.
Videos by VICE
Сам по себе мой прикид выглядел комично, особенно на мне, 13-летнем. Моей прыщавой физиономии не нужно было дополнительного увлажнения, у меня даже личной бритвы не было, не говоря уже о надобности дорогого крема после бритья. Главное, что одевался я так не из-за давления моих сверстников, которые на тот момент поголовно носили фирменные футболки Манчестера и пользовались роликовым антиперспирантом Lynx, меня к этому склонила группа старших мужчин-метросексуалов.
Писатель Марк Симпсон впервые ввел термин “метросексуал” в 1994 году, но именно то как он окончательно описал это племя в 2002 объясняет его лучше всего: “Типичный метросексуал – это молодой человек с лишними деньгами, проживающий в пределах метрополиса – потому что там лучшие магазины, клубы, спортивные залы, и парикмахеры. Он может быть геем, гетеро или бисексуалом, но это совершенно неважно, потому что он – сам себе объект любви и удовольствия, и сексуального предпочтения”. В сущности, это люди своего времени: безнадежно стильные, беспомощно эгоистичные, беспомощно потерянные.
По сегодняшним меркам гендерной расплывчатости и модификации тела, такое больше не выглядит революционным. Но метросексуалы были после 9/11 и до кризиса кредитования: они шпилили всех подряд, но заботились о своей коже, смотрели футбол, но заботились о своих волосах, пили пиво, но заботились о своих зубах. Они водили BMW Z3 и винтажные Vespa, у них висели полотна принтов с изображениями Бобби Мура и Майкла Кейна на стенах своих холостяцких гарсоньерок в Ислингтоне. Они пили фруктовое пиво, кадрили девочек из PR, и знали, что для того чтобы сохранить аромат белых грибов нужно их обтирать, а не мыть. В этом и состояла маскулинность, а-ля Карлуччо стайл.
Тонны примеров: рекламная кампании Дэвида Бекхэма для Police, мастерство Гордона Рамзи, пока тот не тронулся умом и не начал выблёвывать недоваренную похлебку из моллюсков посреди американских столовок, Жозе Моуринью, до своего превращения в диванного папу, всё творчество Тома Форда, герой Хью Гранта в фильме “Мой мальчик”, клип Дэниела Бедингфилда “Gotta Get Thru This” – все в своей красе.
Поведение, философия и эстетика метросексуала были закреплены в римейке Алфи 2004 года, в котором Джуд Лоу гоняет по Манхэттену на скутере, прихорашиваясь и разбивая сердца. Схожим образом как “Таксист” гласил к поколению молодых людей, страдающих от крушения иллюзий в пост-вьетнамскую эру, Элфи говорил с пост-тысячелетним мужчиной, которого очень беспокоила жирность кожи в области носа.
Это стало стандартом мужественности на некоторое время: регбисты начали депилировать свои спины, яйца, и щели между булками; премьер-министры начали появляться на обложках GQ; галстуки не носились почти десятилетие. Впервые за всю историю вам реально мог проломить голову чувак с тоналкой на лице.
Но затем что-то произошло в среде столичной элиты: эта идея вылизанной сексуальности, тонких галстучков, мотороллеров и музыкальной подборки Chillout вдруг резко устарела. Новый вид замелькал на горизонте: суровый мужик, чтящий “понятия”, обильную растительность во всех местах, дичь, поюзанные джинсы, смазанную маслом бороду, и свой пивас, сваренный в бочке.

Фото от Хавьера Кабрала
Спрос изменился. Caribou сменили Zero 7, Carluccio превратился в Meat Mission, а Джуд Лоу стал Бон Ивером. Конкорды списали. Как будто будущее, которое нам побещали, увели у нас из-под носа, и нас погрузили в культурный мрак, в котором наши повелители управляют кафе с матерными словами в названиях. Тем временем ушлые метросексуалы узнали все прелести отцовства, банкротства и кокаиновой зависимости.
Конечно, оба эти экземпляра равносильно смехотворны и фальшивы, но различия между ними многое говорят нам о том, что произошло с обществом в последние несколько лет. При всём их капиталистическом чванстве, метросексуалы верили в промышленность, в массовое производство, в торговые марки: Nivea, BMW, HMV и Absolut Vodka. В то время как суровые мужики, по своей сути – луддиты, которые недоверчиво воспринимают всё нездешное, гонят свой самогон, и впаривают его местным, превращая всю торговлю в какой-то культ.
Несмотря на все свои грехи, метросексуалы считали себя своими пацанами, по одной причине, что на кухнях многих из них висели афиши фильма La Dolce Vita, и они были на короткой ноге с приезжими чудиками-ларёчниками. Современные суровые мужики считают себя очень здешними, разводят на районе новый племенной строй, состязаются с чуваками из других деревень на тему чей самогон и квашенная капуста лучше.
Хотя они даже не хотят слышать об этом, но два этих течения являются результатом политики своего времени. Метросексуалы были порождением Тони Блэра, международных плейбоев, воротивших крупными сделками по продаже оружия в костюмах от Paul Smith и совершавших бесчинства под музыку “A Rush of Blood to the Head” на своих IPod первого поколения. В то время как суровые мужики современности – внебрачные дети высшего общества, маленькие англичане в наследственной спецовке, отчаянно пытающиеся воссоздать сюжет книги “Убить пересмешника” в центральном Лондоне, не позволяя такой мелочи, как рабочий класс, помешать им.
Бессмысленно спорить о преимуществах или недостатках племенного строя. На сегодня нам ещё трудно представить себе какое наследие оставят нам суровые мужики, кроме как преобразования бывших промзон Британии в кафе с недоступными ценами, но метросексуалы оставили прочное и ощутимое влияние на британскую культуру.
Наследие метросексуалов можно увидеть в отшлифованном, изнеженном, женоподобном мужчине; в подводке для глаз, в креатине, в автозагаре с балончинка, в протеиновом коктейле, в гламурном подонке, в одержимом до тоски качке. Вся эта традиция проявляется в гораздо более кричащей, сексуализированной форме, чем Джуд Лоу разъезжающий на Веспе или Джейми Оливер щипающий петрушку, но всё же по своей природе она более очаровательна, чем покупка промышленной недвижимости, где вам подают дорогой кофе, и хамят в ответ на ваше негодование. Метросексуалы были с нами намного дольше, имели больше влияния, и, возможно, со всей присущей глупостью, изменили наше восприятие мужественности. В то время как суровые мужики современности только лишь подрывают представления о будущем, бесконечно пытаясь “возродить”, а не “переосмыслить”.
Легко списать со счетов метросексуалов, но, возможно, они были заблудшими передовиками будущего, забытыми мечтателями, с наследием, выходящим далеко за пределы времени, в котором они жили. Увлажненные, нагеленные, отчаянные мечтатели на Веспах, летящие в сторону свободы, которую мы может быть только приобрели.
Следовать за сообщениями Клайва на Twitter.
More
From VICE
-
De'Longhi Dedica Duo – Credit: De'Longhi -
We Are/Getty Images -
Photo by tang90246 via Getty Images -
Credit: SimpleImages via Getty Images