Способен ли трехлетний ребенок создать шедевр современного искусства?

Современное искусство – штука, вызывающая лишь небрежные ухмылки на лице во время неторопливого променада по галереям со своим «амантом», которому/ой в обязательном порядке при каждом скептическом осмотре демонстрируемых объектов сообщается, что сам ты можешь намного круче. И чаще всего она же, штука эта, провоцирует затертую фразу, мол, выглядит все это нарисованным рукой трехлетнего мальца. Трудно сказать, почему он всегда оказывается трехлетним. Может, нынешние дети настолько изматываются-изнашиваются к четырем-то годам? В общем, факт остается фактом.

Все эти утомительные замечания обычно выказываются людьми, беспробудно торчащими на таких таблоидных веб-сайтах типа The Sun. Тогда-то я и подумал, что настало самое время проверить теорию на практике. На помощь мне пришли трехгодовалый Пак и мешок с пастелью, отвезенные в недавно пере-открывшийся Амстердамский музей «Стеделек», дабы попытаться воспроизвести какую-нибудь незамысловатую часть из выставленных работ. 

Пак принялся давать мастер-класс с эмулирования работы Эллсворта Келли, который сам по себе есть изрядный любитель такой техники как «живопись цветового поля». Совершенно естественный способ выбрать конкретные яркие цвета без оттенков и полутонов и хаотично «расплескать» их по всему холсту. Я думаю тот же чувак приложил руку к дизайну джемпера Пака. 

Первое полотно «Голубой, зеленый, красный», было нарисовано масляными красками и создано в 1964 году. «Три цвета это клево», – сказал малыш Пак. Когда я спросил его, хотел бы он нечто подобное в своей комнате, он без всяких колебаний дал утвердительный ответ. Палец вверх тебе от Пака, Эллсворт.

К нам подошел сотрудник музея и сказал, что если приглядеться повнимательней, можно обнаружить огромное множество цветов. В ответ Пак принялся растирать все нарисованное на своем холсте, видимо, чтобы стушевать все цвета вместе, но точно я не уверен. Никто на самом деле не может знать наверняка, что происходит в голове у художника.

Размывка завершилась, первая копия была готова. Я знаю, жутковато, да? Главное не ведитесь на его поджатые губенки и надутые щечки, этот малый всегда подражает золотой рыбке, когда ему надо искусно смошенничать. НЕ СТАНОВИТЕСЬ ОЧЕРЕДНОЙ ЖЕРТВОЙ.



Я попросил Пака попробовать перерисовать эту картину, но очевидно, что  «она уродливая», поэтому мы оставили эту затею и двинулись дальше. 



Однако он был очень увлечен работой Вольфганга Тилльмана 1995 года выпуска под названием «Полицейский вертолет». Тилльман всегда описывался как «фотограф, размышляющий над современным образом жизни, в котором мода и быт, а также социальные и политические обязательства есть ключевые условия».

Не могу представить себе Пака озабоченным такого рода мыслями, хотя, кто знает. Я только предполагаю, что все те вертолеты и светящиеся огни сделали это за него.

Как я и ожидал, «фонарики, которые летают в небе» окончательно и бесповоротно заворожили Пака. Еще я узнал, что «ночью  страшно, но очень красиво», и это прозвучало настолько же мило, насколько и проникновенно.

В случае если ты гребаный идиот или где-нибудь около того, то те красные линии, проведенные через весь лист, не что иное, как свечение фонарей, а нижний левый угол (а также часть пола; Пак не очень-то любит быть чем-то ограниченным в своих великих свершениях) отведен специально под буквы.

Атмосфера ночи придавалась рисунку резкими, выразительными штрихами – такова противоречивая природа нашего шедевра, вполне вероятно предполагающая, что сумерки действуют как абразивный барьер между процветающими при дневном свете, и бесцельной, бродящей по ночам периферией общества. Или Паку попросту надоело срисовывать изображения со стен. 



Потом Пак подрисовал домишки. 



И вуаля – конечный плод непосильных трудов старающегося. Как и с первым своим рисунком, Пак решил подписаться оригинально, растерев все руками и рукавами по всему пространству. 



Последнее свершенное усилие окончательно выжало все соки из бедного Пака, павшего жертвой беспощадного засилия высокохудожественных работ. Мальчуган бросил мелки на пол, не в силах продолжить. Вместо этого он решил побегать, попутно вытирая свои измазанные пастелью руки о девственно-белые стены музея.

Охранники, которые и так уже были недовольны сотворившимся с полом («Пардон-те, конечно, сэр, но вообще-то это – паркет»), приняли сочувствующий вид, когда я виноватым тоном констатировал, что «Пак – всего лишь ребенок», но все же настояли на получении моего имени, номера телефона и адреса. К тому моменту Пак был похож на крошечного голландского Айвэйвэя, чья свобода самовыражения была резво подавлена бездушными дармоедами. Затем он быстро стал примерным ребенком, находящимся в музее, но когда он принялся колотить меня по бедрам, я окончательно убедился в том, что ничто не помеха этому пацаненку. Даже если ему вздумается испортить стены. 

После того, как Пак вымыл руки, я вернулся, чтобы щелкнуть его заключительное художество. Только я нагнулся, чтобы сделать свое дело – клянусь Богом, это чистая правда, лишенная всякого гона – женщина рядом воскликнула: «Ничего себе, впечатляющая техника! Все эти линии и волны – как изящно. Дорогой, подойди сюда и взгляни, это одна из тех вещей, которую пройдешь мимо и даже не заметишь. Но насколько она очаровательна!»

Стеделек только что стал обладателем нового шедевра, сотворенного трехлетним ребенком. 

Вот это я уже понимаю, звучит справедливо, когда люди говорят: «Ой, все это ваше современное искусство могло бы намалевать и дитё трех лет от роду». С этого момента они абсолютно и безоговорочно правы.

Ещё об искусстве:

Я не “въезжаю” в современное искусство

Я дам искусству второй шанс

Белка, озабоченная современным искусством